А. А. Мейер

Петербургское Религиозно-философское Общество

Комментарий и примечания Е.С. Полищука

Опубликовано: Вопросы философии. №7, 1992 г.
Там же см. его работу "Религиозный смысл мессианизма" и статьи о нем Д.С.Лихачева и К.Г.Исупова.

Трудно оценивать с точки зрения "плодов" дела сравнительно недавнего прошлого. Но мне кажется, что десятилетняя деятельность Петербургского Религиозно-философского Общества не прошла бесследно для русской общественной мысли.
Много было недовольных деятельностью Общества. Едва ли кто-либо из посещавших его отказывал себе в удовольствии побранить "деятелей" общества за неверный тон, который они, по мнению большинства, придавали его работе. По крайней мере, мне много раз приходилось слышать жалобы на то, что в Обществе говорят "не о том", что там "только говорят и говорят", что из собраний люди уходят не только не удовлетворенными в своих запросах, но с сознанием большей неясности и спутанности в мыслях.
Само собою разумеется, что оснований для подобных жалоб было достаточно. Но несмотря на все это, нельзя счесть правыми тех, кто слишком низко оценивал деятельность РФО.
Теперь уже никто не станет отрицать, что к двадцатым годам текущего столетия в широких кругах нашей интеллигенции устанавливавается иное, более культурное, чем раньше, отношение к религии вообще, и к христианству в частности. Известную роль в смысле влияния на л у перемену сыграло несомненно и ПРФО, — хотя бы уже одним тем, что помогало нашей интеллигенции выйти из состояния полного религиозного индифферентизма. И, быть может, еще большее значение имела именно та особенность его, которая вызвала сильнейшее недоумение, а подчас и негодование — настойчиво проводимое им стремление связать темы религиозные с вопросами общественными. Связывая общественно-идеологические искания интеллигенции с проблемами религиозными, РФО вовлекало даже весьма далеких от религии людей в обсуждение религиозных тем, и эти темы помалу делались для сознания их менее чуждыми и менее одиозными, чем это бывало прежде.
Общество начало свою деятельность, впрочем, и не ставя перед собой подобного рода задач. Его цели гораздо скромнее, много скромнее даже тех, какие имелись в виду прежними РФС 1903 1905 гг.1 (работа их зафиксирована в журнале "Новый Путь", где помещались стенографические записи всех речей и докладов). Эти последние стремились смягчить и по возможности устранить "давнюю исторически установленную разобщенность духовенства и светских людей, а также духовной и светской печати"2. Хотя многие — даже из инициаторов дела - считали ПРФО как бы продолжением "Собраний", но оно уже в самом начале своей работы сознательно отказалось от стоявшей перед прежними "Собраниями" задачи. Попытка сближения церкви и интеллигенции признана была неудавшейся. Как совершенно определенно заявил во вступительном слове своем на 1-м заседании нового общества его председатель А. В. Карташев3, оно было "просто обществом людей, серьезно, хотя I совершенно по-разному, относящихся к религиозному вопросу и желающих между собою об этом поговорить". "У нас нет беспокойного стремления в пропаганде"4, — объявлял А. В. Карташев.
Первый период в деятельности Общества действительно отмечен этим спокойствием и полным отходом от прежних попыток спорить или столковаться с церковью. Самые темы докладов, читавшихся в первых заседаниях, уводили совершенно иную сторону: эти темы касались некоторых разногласий, обнаружившихся в среде светской, но религиозно-мыслящей интеллигенции. Конечно, уже в этом была связь с прежними РФС, так отрицавшаяся А. В. Карташевым, — потому что наметились указанные разногласия именно там, в Собраниях 1903 г.
Первое заседание Общества, состоявшееся 3 октября 1907 г., посвящено было докладу С. А. Аскольдова "О старом и новом религиозном сознании"5. Дальше следовали доклады "О нужде и неизбежности нового религиозного сознания" — В. В. Розанова6, "О церкви грядущего" - Д. С. Мережковского7 (доклад был прочитан заочно, т. к. автор в то время жил еще заграницей), "Об Иисусе Сладчайшем и горьких плодах мира" - В. В. Розанова8, "Христос и мир" — Н. А. Бердяева9 <...> доклады Свенцицкого об аскетизме10 и Эрна о христианском понимании прогресса11. В прениях, носивших довольно оживленный характер, принимали участие проф. А. И. Введенский, прот. С. А. Соллертинский, В. II. Свенцицкий, В. В. Успенский, К. М. Аггеев12, Б. Г. Столпнер и др. Центральное место во всех диспутах занимали темы, выдвинутые Д. С. Мережковским и В. В. Розановым, и их чисто теоретическое обсуждение только однажды нарушено было неожиданно раздавшимся голосом жизни — когда внезапно в собрании появился и попросил слова находившийся в то время под надзором полиции в Петербурге старообрядческий епископ Михаил13. Он подошел к вопросам, наболевшего сердца, обращением чуть ли не непосредственно ко Христу и требующим настоятельно <нрзб.> выхода из тупика, в котором, по его мнению, находится христианская церковь.
Весь 1907—1908 академический год был занят перечисленными докладами, вызвавшими сразу же огромный интерес в кругах петербургской интеллигенции. Хотя доступ на заседания был сильно стеснен, ибо заседания не были публичными и на них допускались только члены общества, но с первых же недель началась усиленная запись в члены общества, и небольшая сравнительно зала Географического общества, тогда помещавшегося в здании Министерства Народного просвещения, не могла вместить всех посетителей.
Отвлеченно-академический характер собеседований был нарушен уже в начале 2-го года деятельности общества. Такой поворот был, впрочем, предрешен самой постановкой тем: ведь уже первым докладом, поставленным Обществом — о "новом религиозном сознании", — выдвигались проблемы, которые собственно никакая "философия религии" не знала. И если на первые собрания еще считали для себя возможным являться такие представители "чистой" философии, как А. И. Введенский, С. Л. Франк и др., то уже очень скоро обнаружилось, что общество, увлеченное темою "нового религиозного сознания", уклоняется от теоретических задач и что "чистой" философии в нем нечего делать. Злые критики по этому поводу утверждали, что "в этом обществе" нет "ни религии, ни философии". И такое суждение нельзя не признать правильным. "Религии" в нем, конечно, не было и не должно было быть, потому что оно не делало себя каким-либо религиозным обществом и не предполагало в своих членах никакого единства верований, и даже вообще не требовало от них, чтобы они были "верующими". Что же касается философии, то ясно, что не философия сама по себе, не решение философских вопросов привлекало внимание главных деятелей общества. Речь шла о попытках подметить новые пути религиозного сознания человечества, и нужно было обсудить эти попытки со всех точек зрения: философия здесь играла не первую роль. С самого начала становилось ясно, что гораздо важнее при обсуждении этих тем выяснить их отношение к живым явлениям общественности и установить внутреннюю связь их с запросами времени, выражающимися в современных идеологических движениях.
Определенно в эту сторону направилась работа РФО с приездом из-за границы Д. С. Мережковского, З. Н. Гиппиус, Д. В. Философова. С того момента, как они вошли в состав Совета общества и начали играть в нем руководящую роль, спокойное теоретическое обсуждение выдвинутых тем уступило место горячим прениям между сторонниками различных общественных течений. Внутреннее ядро Общества как бы устанавливалось (конечно, не преднамеренно) на той точке зрения, что новое религиозное сознание может быть действенным и живым, лишь связав себя с запросами, волнующими мысль и совесть русской интеллигенции и более <нрзб.> прогрессивных слоев русского народа. Против такой позиции протестовали, с одной стороны, безрелигиозные интеллигенты, не видевшие никакой нужды в религии для осуществления своих идеалов, а с другой — люди религиозные, не примирявшиеся с попытками "сблизить", как они выражались, "политику с религией". Таким образом, в недрах самого Общества наметились три лагеря, столкновение которых на различных вопросах и составляло преимущественно содержание всех прений. Самая цель собраний уже не соответствовала той формуле, какая была предложена в первом заседании А. В. Карташевым. О сближении с церковью речи, конечно, не было. Но зато и чисто теоретические собеседования не были интеллигенцию с религией, и главным образом с "новым религиозным сознанием". Поэтому оставлен был даже анализ чисто философского метафизического содержания этого "нового религиозного сознания", а перешли непосредственно к обсуждению самых разнообразных вопросов текущей жизни, перемежая эти темы — темами чисто литературного, критически-публицистического характера. Красною же нитью во всех собеседованиях проходил в это время один вопрос — вопрос о роли русской интеллигенции и о путях, которыми она должна идти. В обществе все чаще и чаще стали появляться представители различных общественных — особенно оппозиционных и революционных — течений.
Период, в который основной темой Общества была тема об интеллигенции, длился три года. Это были темы 1908—1909, 1909—1910, 1910—1911 гг. В это время пытались войти в Общество представители сектантских течений и теософии. Но и те и другие скоро поняли, что с ними здесь особенно считаться не склонны.
Наиболее памятны на этот период доклады: А. А. Блока о русской интеллигенции, Бердяева о книге Несмелова, Молчановского "Религиозные воззрения молодежи" (разбор очень интересной анкеты по религиозному вопросу в связи с вопросом об участившимися в то время случаями самоубийств среди молодежи)14. Особенно сильное впечатление произвел на слушателей доклад Д. С. Мережковского о нашумевшем тогда сборнике "Вехи"15. В докладе давался отпор всем тем обвинениям против интеллигенции, которые возводились, с одной стороны, определенно православными писателями С. Н. Булгаковым, Н. А. Бердяевым, с другой — правеющими либералами вроде П. Б. Струве, Изгоева, Гершензона. Конечно, нельзя было религиозно-мыслящему человеку не согласиться со многим, на что указывали "Вехи". Но за всеми суждениями о русской интеллигенции в "Вехах" стояла одна тенденция: отрицание революционного духа, которым жила интеллигенция. На защиту этого-то духа и были направлены старания Д. С. М. Это была пора самой глубокой политической реакции, когда многим казалось, что революция сломлена и что обновление России отодвинуто далеко в будущее. Нередко указывали, что единственное место, где говорилось о революции, где сохранялась вера в ее реальность, было ПРФО.
Выступали с докладами и представители безрелигиозной революционной интеллигенции, пытаясь противопоставить "богоискательству" интеллигентов типа Мережковского, Карташева, Вяч. Иванова, свое "богостроительство", понимая под ним ту <сознательно? > политическую "деятельность, которая будто бы должна поднять человека до высоты, на которой он будет мнить себя богом. Довольно-таки нелепые термины "богоискательство" и "богостроительство" именно в РФО и были впервые пущены в оборот (первый позаимствован у Достоевского, а второй, по-видимому, у Горького). "О богостроительстве и богоискательстве" прочтен был доклад марксистом В. А. Базаровым16. Каменская17 также ставила вопрос о богостроительстве своим докладом о теософии ("Теософия и богостроительство").
Осенью 1910 г. умер Л. Н. Толстой. Общество не могло, конечно, не отозваться на это событие. Был устроен вечер, посвященный чествованию памяти Л. Н18., привлекший в зал Польского клуба, где тогда собиралось Общество, много сотен посетителей. Тут были представители всех течений: и революционеры, и либералы, и сектанты, и толстовцы, и православные, и поэты и художники, и даже люди чистой науки. Во время заседания хор студентов (преимущественно, насколько помнится, из политехникума) спел "Блаженны нищие духом" и "Вечная память". В публике это создало совершенно необычное настроение, некоторые становились на колени, некоторые плакали. Но были и люди, возмутившиеся таким, как им казалось, кощунством. Иные даже выходили из зала, громко протестуя против молитвы, которую их "заставляли" слушать. В этом протесте сходились толстовцы, видевшие в "обряде" оскорбление их учителя, и православные, возмущавшиеся "демонстрацией", направленной будто бы против церкви (запрещавшей панихиды по Л. Толстому), и неверующие интеллигенты, шокированные тем, что в интеллигентном обществе поют церковные песнопения... После толстовского вечера президиум общества получил несколько писем от членов общества с отказом от членства. Замечательно, что авторы их принадлежали исключительно к лагерю церковников: очевидно, их больше всего задело такое "выступление" общества. Это были люди, не выносившие и признаков какой-либо нелояльности по отношению к официально признанному. По-видимому, было дано почувствовать, что какое-то сближение между религией и правдой исторического делания, правдой общественности стало с этого момента фактом, а не темой спора.
В заседании произнесены были весьма содержательные речи главными деятелями Общества. Особенно выделились речи Карташева, говорившего о пророческом значении Л. Н. и о столкновении в церкви духа пророческого с духом священническим, — Вяч. Иванова, выражавшего во вдохновенных словах свои предчувствия близкого возрождения России, и особенно П. Б. Струве, который рассказал о своей весьма знаменательной беседе с Л. Н. о бессмертии. Длинную и несколько утомившую многих импровизацию-молитву произнес старообрядческий епископ Михаил. Между прочим именно на это выступление еп. Михаила указывали многие из недовольных собранием, как на момент, особенно их шокировавший.
Вскоре же после толстовского дня жизнь снова заставила Общество откликнуться на событие общественного значения. Событием была также смерть — на этот раз смерть общественного деятеля, представителя политической оппозиции — Караулова19. Для РФО этот человек был особенно дорог тем, что сумел в своей тонкой и чуткой душе совместить горячее и живое общественное чувство, заставившее его испытать все ужасы каторги, — с глубокой христианской религиозностью. Это было именно то сочетание, которое главные деятели общества, задававшие в нем тон, хотели видеть вообще в русской интеллигенции.
Вечер в память Караулова снова подчеркнул, что РФО живет одною жизнью с русской интеллигенцией, но живет по-своему, не совпадая с нею, в ее все еще довольно упорном отчуждении от религии.
Зима 1911/12 г. принесла с собою временное затишье в деятельности Общества. К этому периоду, однако, относится оживленная работа двух секций РФО, которые возникли в 1909 г. — "секции по изучению истории и философии религии" и "секции по изучению христианства". Образование секций вызвано было к жизни тем обстоятельством, что общие собрания, отдавая все внимание решению широких проблем жизни, мало могли удовлетворять тех членов общества, которые стремились главным образом к выяснению для себя общих вопросов религии вне зависимости от задачи, преследовавшейся руководителями общества. В секциях, собиравших значительно более узкий круг участников, читались доклады более академического свойства, но собеседования были иногда очень близкими к жизни, а главное — по оживленности превосходившими официальные "прения" в общих собраниях. Здесь говорили и спрашивали не только завсегдатаи-"ораторы", но почти все участвовавшие. Еще оживленнее шли споры и беседы в "кулуарах", во время долгих перерывов и во время чаепития. Состав участников в секциях был значительно отличен от того, какой бывал на общих собраниях. В секции по изучению христианства, руководимой Вяч. Ивановым, собирались преимущественно люди интеллигентные — из кругов профессорских, литературных, художественных: в секции по изучению истории и философии религии, где ставились такие вопросы, как "сущность религии", "бытие Бога", "идея личности" и т. д., можно было встретить, кроме молодежи, — рабочих, сектантов, старообрядческих начетчиков, слушателей "народного университета" и т. п.
Общие собрания в зиму 1911/12 г. были посвящены докладам более или менее случайного для направления Общества характера. Всего за весь сезон заслушано было лишь... докладов, в то время как обычно их заслушивалось не менее 10. Упомянем о докладах <... >
1912—1913 академический год снова отмечен оживлением, вызванным, быть может, тем, что доклады сделались более связанными с основными задачами, преследовавшимися Советом Общества. Выяснив отношение религиозных проблем к тем тенденциям, которыми жила безрелигиозная интеллигенция, и выдвинув с достаточной определенностью лозунг, говоривший о соединении религии с "общественностью", лозунг, продолжавший до самых последних дней возмущать одних и смущать других. Общество натолкнулось на один весьма важный момент, обусловливавший непоминание многими этого лозунга. Этим моментом явилось распространенное как среди неверующих, так и среди склонных к религии убеждения, что религия есть по преимуществу дело личное, "внутреннее", ничего общего не имеющее ни с какими общественными задачами. Оказалось, что даже не столько атеизм и позитивизм, сколько индивидуализм в религии является для интеллигентного сознания препятствием как для принятия какой-либо положительной "церковной" веры, так и для понимания того, насколько важно поставить общественные идеалы на базу религиозного сознания. Вот почему в Обществе возгорелся с новой силой новый спор — уже не по вопросу о "новом религиозном сознании", до которого, как оказалось, интеллигенция еще не дошла, и не об интеллигенции и религии, а о праве сближения религии с общественным деланием вообще и о законности или незаконности в религии — исключительно индивидуалистической позиции. Выразителем крайне индивидуалистического понимания религии — несмотря на готовность принять "православие" как основу русской национальной культуры — явился П. Б. Струве. Но, в сущности, к нему примыкало в этом отношении большинство религиозно-мыслящих интеллигентов, и только некоторые из руководителей Совета (Карташев, Мережковский, Философов, Гиппиус, Аггеев и др.) энергично боролись с такой позицией.
За этот период особенный интерес вызвали доклады <... >
С осени 1913 г. Обществу снова пришлось откликаться на злобы дня и на события, волновавшие совесть прогрессивного общества. К этому времени относится знаменитое дело Бейлиса20. Пройти мимо него и оставить без внимания возмутительную эксплуатацию религиозного чувства, производимую в целях политических, Общество, определенно связавшее себя с жизнью, конечно, не могло. На этот раз, однако, дело шло уже не о символическом акте вроде чествования лица, а в непосредственном отклике на конкретный факт текущей жизни, требовавший от всех живых людей и общественных групп определенного к себе отношения. Общество сочло необходимым выступить с открытым протестом против клеветы, возводимой на еврейский народ. Посвятив вопросу специальное собрание, на котором выступали новые для РФО ораторы из кругов политических деятелей, как, например, Керенский, Соколов и др.. Общество вынесло соответственную резолюцию, напечатанную затем в большинстве прогрессивных органов печати.
В связи с делом Бейлиса находится и другое выступление Общества, оставившее у многих весьма тяжелые воспоминания. В газетной травле против евреев, поднятой тогда, принимал, как известно, деятельное участие один из крупнейших русских писателей — Вас. Вас. Розанов. Факт этот был для активных членов РФО сильным ударом, болезненно отозвавшимся в душах многих из них, любивших и глубоко почитавших В. В. Р. В истории религиозно-философской мысли в России Розанов занимает несомненно одно из самых важных мест, и ПРФО гордилось всегда тем, что в числе его членов-учредителей и в числе наиболее деятельных участников его первых собраний находился этот удивительный человек. Но именно этот крупный философ, близко стоявший к работе Общества, отдавал свой талант и свой авторитет на служение отвратительному делу человеконенавистнической клеветы. Если даже помнить безответственный импрессионизм и искреннюю склонность Розанова к нащупыванию тайн вроде "служении Молоху", то все же общественное значение совершаемого им шага, в котором, кстати сказать, он незадолго до смерти раскаялся (см. книжка "Апокалипсис нашего времени"), было для членов Общества и для его Совета совершенно очевидно. Поднят был вопрос о невозможности для Общества терпеть в своей среде лицо, хотя и крайне полезное и значительное, но ведущее недостойную общественную агитацию. Вопрос этот вызвал большие споры и перенесен был даже на страницы газет. Ему посвящено было целых три заседания в начале 1914 г.,21 на которых многие высказывались за недопустимость применения к великому писателю мерок общественной этики. Однако большинство действительных членов вместе с членами Совета с глубокой болью, но <решительно? > настаивало на том, чтобы было вынесено определенное решение и чтобы было признано нежелательным присутствие Розанова в Обществе. В таком духе и составлена была резолюция. В ответ на это сам Розанов прислал в Совет письмо, в котором <... >22
Удаление В. В. Р. произвело на многих членов Общества такое тягостное впечатление, что они не только остались при особом мнении по данному вопросу, но сочли для себя необходимым демонстративно выйти из состава Общества. Так поступили даже некоторые из близких к Совету деятелей Общества, выступавших на собраниях с самого начала его деятельности (например, П. Б. Струве, С. А. Аскольдов и др.). Вообще, уже сам тот факт, что Общество подало свой голос в момент сильного напряжения, вызвал ожесточенные нападки на его руководителей, которые будто бы "профанируют религиозную философию", сближая ее с политикой. Это привело к попытке Общества поставить на обсуждение именно этот вопрос — о праве религиозной мысли связывать свои построения с задачами общественности, вопрос, к которому, как уже указано выше, Общество подходило и раньше. Ему был посвящен доклад проф. Туган-Барановского "Христианство и индивидуализм"23, обсуждавшийся затем в 3-х заседаниях.
На этих попытках подойти, наконец, вплотную к проблеме, которая, казалось, должна была бы стать центральною для РФО, застала нас война. Само собою разумеется, что с этого момента внимание общества приковывается преимущественно к темам, связанным с войной, и что вся предшествовавшая работа как бы оборвалась. В истории Общества наступила новая эпоха, оно явилось местом, где свободно обсуждались темы войны, но чисто теоретическая его деятельность, направленная к сближению религии и общественности, была оставлена и, в сущности, должна быть признана незаконченной. Вопрос был поставлен, многие его уже услышали, но долгий период войны и революции сделал то, что в будущем, когда религиозной мысли снова придется столкнуться с этой проблемой, необходимо будет наново ее выдвигать. Рано или поздно, однако же, вопрос этот должен быть решен, и, нам кажется, что работа, произведенная в этом направлении РФО, еще может пригодиться. Тем более, что стенографические отчеты докладов и прений большинства заседаний сохранялись и могут быть в свое время напечатаны, если не полностью, то хоть бы отчасти. (К сожалению, некоторая часть их погибла при обысках, производившихся у разных лиц столь часто представителями советской власти, и при пожаре, уничтожившем жилище бывшего секретаря Общества под Павловском во время наступления Юденича.)
Если бы мы захотели подвести итоги деятельности РФО до войны, то могли бы прежде всего указать на последовательное проведение им, в сущности, некоторой единой идеи. Несмотря на временные случайные отступления в сторону. Общество развивало какую-то одну мысль, но только не закончило этого дела. В самом деле, оно начало с постановки вопроса о "новом религиозном сознании". Если впоследствии ему пришлось как бы покинуть теоретически отвлеченное обсуждение этой темы, то лишь потому, что оно перешло к более конкретному, более жизненному вопросу об отношении интеллигенции к религии. Но этот вопрос есть лишь один и, пожалуй, первый из ряда конкретных вопросов, могущих подвести к проблеме "нового религиозного сознания". То, что разумелось тогда под этим именем, предполагало, как непременную предпосылку, такой поворот в религиозном сознании христианского человечества, который сблизит религию с достижениями свободной творческой мысли человека, а ведь именно только этими достижениями и живет интеллигенция. Приемлемость религии, как таковой, еще не говоря о ее догматах, — сознанием, утвердившимся на базисе гуманистической свободной мысли, было бы осуществлением на практике одного из основных условий "нового религиозного сознания", предвидящего, согласно формуле Мережковского, жизнь и культуру, освященные религией, и религию, не уходящую от жизни и от культурного делания. Но и вопрос об интеллигенции и ее отношении к религии требовал предварительного решения других вопросов --вопроса о понимании самой религии как дела общего, коллективного церковного, а в связи с этим и вопроса о возможной связи религии с общественным вообще и с политикой в частности. И вот мы видим, что именно на этих вопросах и останавливалось преимущественно ПРФО. И даже тогда, когда оно отвлекалось от своей работы для участия в жизни, для чествования общественно-значительных личностей или для подания своего голоса по поводу вопиющих общественных неправд, оно в сущности лишь демонстрировало на своем примере, как и в какой мере религиозная мысль связана с мыслью общественной.
Та новая фаза в истории ПРФО, которая началась с войной, является собственно говоря, дальнейшим подтверждением все той же истины. Темы, связанные с войной, естественно и без всяких натяжек начали обсуждаться — и притом наиболее свободно, наиболее чисто — именно там, где люди ставили и решали проблемы религии.

Примечания

Публикуемая статья найдена в архивных материалах Санкт-Петербургского религиозно-философского общества (ЦГАЛИ, ф. 2176, оп. 1, ед. хр. 37). Текст статьи представляет собой незаконченный черновой автограф. Вероятно, автор намеревался вернуться к нему, внести даты и названия некоторых докладов, дополнить текст количественными данными о деятельности общества. Рукопись не датирована, написана не ранее 1919 г., так как содержит упоминание о наступлении Юденича на Петроград. Публикуется впервые.

1 РФС — Петербургские Религиозно-философские собрания, проводившиеся в 1901—1903 гг. по инициативе супругов Мережковских. Всего состоялось 22 заседания; стенограммы 20 опубликованы в журнале "Новый путь", а также отдельным изданием (Записки Петербургских Религиозно-философских собраний (1902 - 1903). СПб., 1906).

2 Новый путь. 1903. № 1. С. 1, паг. 2.

3 Карташев Антон Владимирович (1875—1960), богослов, историк церкви, доцент СПбДА (1899—1905), председатель ПРФО (с 1909 г.), министр исповеданий Временного правительства (1917), проф. Православного Богословского Института в Париже (1925—1960).

4 Записки С. -Петербургского религиозно-философского общества. Вып. 1. СПб., 1908. С. 1—2.

5 Там же. С. 3-28.

6 Там же. С. 29—56 (доклад прочитан 15 окт. 1907 г.)

7 Там же. Вып. 2. С. 1—18 (доклад прочитан 8 ноября 1907 г.). 8 Точное название доклада: "О сладчайшем Иисусе и горьких плодах мира" // Там же. С. 19—48 (доклад прочитан 21 ноября 1907 г.).

9 Там же. С. 49—75 (доклад прочитан 12 дек. 1907 г.).

10 Свенцицкий Валентин Павлович (1880—1931), религиозный публицист, активный сторонник религиозного обновления, основал (вместе с В. Ф. Эрном) в 1905 г. "Христианское братство борьбы". После революции — священник, умер в лагере. Доклад Свенцицкого "Мировое значение аскетического христианства" прочитан 14 февр. 1908 г., опубликован в журнале "Русская мысль" (1908. № 5. С. 89—103).

11 Доклад "Идея катастрофического прогресса" сделан В. Ф. Эрном 3 февраля 1908 г., опубликован в журнале "Русская мысль" (1909. № 10. С. 142—159).

12 Аггеев Константин Маркович (1868—1920?), священник, публицист, один из основателей "Братства церковного обновления", активный деятель Собора Русской Православной Церкви 1917—1918 гг.

13 Еп. Михаил (Семенов) (1874—1916), магистр богословия, церковный публицист, активный деятель петербургских РФС и РФО, основатель так называемого "голгофского христианства"; в 1909 г. перешел в старообрядчество.

14 Доклад "Народ и интеллигенция" прочитан 13 ноября 1908 г. (Блок А. А. Собр. соч. в 8 т. Т. 5. С. 318—328). Доклад Н. А. Бердяева "Опыт философского оправдания христианства" (о книге В. Несмелова "Наука о человеке") опубликован: Русская мысль. 1909. № 9. С. 54—72. Доклад Молчановского прочитан 20 дек. 1912 г.

15 Доклад "Семь смиренных (Вехи)"// Речь. 1909. 26 апр.

16 См. в сб.: Вершины. СПб., 1909. Кн. I. С. 331—363.

17 Каменская Анна Алексеевна (ум. 1952), председатель Русского Теософического Общества, основанного в 1908 г. в Петербурге; редактор журнала "Вестник Теософии". Упомянутый доклад сделан 24 ноября 1909 г. и издан отдельной брошюрой (СПб., 1910).

18 Памятный вечер состоялся 16 ноября 1910 г. Выступления опубликованы в "Русской Смысли" (1910, № 12). 19 Караулов Василий Андреевич (1854—1910), политический деятель, депутат 3-й Государственной думы от партии кадетов.

20 Бейлис Мендель, приказчик кирпичного завода в Киеве. Обвинялся в ритуальном убийстве мальчика А. Ющинского, оправдан судом присяжных в октябре 1913 г.

21 Материалы заседаний см.: Записки С. -Петербургского религиозно-философского общества. СПб., 1914. Вып. 4.

22 Пропуск в тексте. Письмо В.В. Розанова опубликовано там же (С. 67).

23 Доклад был прочитан 13 февр. 1914 г.

вернуться в общий каталог